Понимание социальности через слово

Ольга Ефимовна Хабарова,  н. сотр. ИСП РАО г.Москва

Обращаясь к труду А. С. Шишкова «Опыт словаря славянороссийского языка»[1] за объяснением «силы и знаменования» (смысла и значения) имени Слово, нам открылось следующее понимание.

Если Слово в понимании А. С. Шишкова

1) то же, что буква (пример: «…он пишет такими нечеткими словам, что трудно разбирать их, т.е. нечеткими буквами);

2) имя, каким всякая вещь или действие называется (пример: вещи – хлеб; пример действия: речь Господи, помилуй нас  состоит из трех слов);

3) проповедь или сказание (пример: похвальное слово Петру Великому);

4) словесность – слово Божие, т.е. Священное Писание;

5) Высочайшая премудрость, верховный разум, всеведение – в начале бе слово, слово бе к Богу и Бог бе слово – Бог сын, богочеловек Христос называется Словом, т.е. существом, заключающим в себе высочайшую премудрость,

…то понимаем мы, что в имени Слово заключена глубинная мысль целостности, завершенности, непрерывности, единицы.

Проследим еще раз:  буква, имя, сказание, словесность,  Священное Писание (все в целом),  Христос – Бог бе Слово.

Все эти имена объединяет знаменование – целое, которое на уровне мысли человека существует только единственным способом – в образе.

Для человека, как телесного и тварного земного существа, действительная (осуществляемая) природа Слова – социальна.

Понимание нами социальности слова таково: неединственность и  неединоличность бытия человека в слове как субъекта мысли.

Само понятие «мысль» знаменует собой «стремление к кому-либо»,  «направленную речь», «слово», «замысел», «слух о чем-либо», «сказание», «сказку»[2]; т.е. мысль имеет направление в пространстве, адресата, точку своего отнесения в пространстве. Она не возможна без наличия  точки  начала в одном человеке и конца – в другом человеке.

В мысли наличествуют не один человек, а минимум двое. Но движение мысли от одного к другому не возможно без посредника, т.к. каждый человек фатально и непреодолимо отделен от другого человека. Звуки, двигательные знаки, прикосновения рукой сами по себе не имеют возможности стать мыслью. Для этого они, как знаки чего-либо, должны соединиться с завершенной и целостной ситуацией, в которой присутствуют непременно оба человека наряду с предметом, их связывающим. Но и сам этот внешний предмет изолирован от них и не имеет вхождения внутрь каждого, чтобы быть самим собой связью двух людей, тогда он их скует намертво друг с другом.

Эта объективная и очевидная для чувств человека физическая отдельность людей друг от друга, от  предметов и явлений мира задает понимание  реального существования пространственной разделенности (дискретности, прерывности) бытия человека в мире и требует поиска иного  третьего элемента, объединяющего людей друг с другом свободно, сохраняя их независимость для их самобытия в   событии и в мире.

В самой природе человека заложено видение разрыва: человек видит и себя и другого как отдельности, но не находит в самом себе средства связи. Его нет внутри человека и оно не существует во всем видимом им мире.

Средство связи с другим подобным себе существом   дано человеку Богом в слове, которое то же, что и буква, имя, сказание, Священное Писание и Сам Бог.

Где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них
(Евангелие от Матфея, глава 18, стих 20)

Знаки, символы, движения рук, голос, облеченные в букву, становятся  словом, и только после этого человеку приоткрывается маленький обзор – мысль, как смысл его совместного конкретного бытия с другим человеком, и ровно на столько, на сколько человеку удалось  это событие связать в букве.    Только через букву  возникает  предпосылка слова. Без буквы слова нет.

 «Паче же всего душа безбуковна является в человецех мертва». (Св Кирилл Проглас к Евангелию)[3].

Каждая мысль, осуществленная человеком в слове,  объединяет в себе незримо троицу, состоящую из:

1) человека, порождающего самим фактом своего существования необходимость слова для другого человека; этот первый человек, порождающий слово, есть  материальная, земная причина слова для другого, нуждающегося в его слове, человека; а если еще более точно сказать, человека, нуждающегося в бытие другого человека для себя самого через и посредством слова.

2) человека, восприемника в себе самом нужного ему для существования здесь и теперь слова, движущегося от другого человека;

3) Бога, как сви-детеля (делающего свиток, свитие) единого действительного (от действие) события двух людей и дарующего им для осуществления этого события, – их единства, – буквы-слова. Бог-Слово – есть третья ипостась – причина самой возможности движения слова от одного человека к другому, обоюдно жизненно нуждающихся  в словетворении.

При этом Сам Бог осуществляет себя в двух созданных им людях. Слово не возможно без пары людей. Оно живет в них. И поэтому на вопрос «что такое – человек?» апостол отвечает: Вы есте церкви Бога Жива якоже рече Бог: яко вселюсь в них, и похожду, и буду им Бог, и тии будут Мне людие (2 Кор. 6:16)

Прямое утверждение звучит так: я, мы,  все люди – место бытия Бога – церковь Его.

Троичность – и есть социальность.

«Священное Писание называет всякого вообще человека домом, обителью, сосудом. Тот человек, который не захочет быть домом Божиим, сосудом Божественной благодати, соделывается домом и сосудом греха и сатаны».[4]

Не захотеть  быть домом Божиим, значит захотеть быть единицей, быть вне социальности, вне троичности, самому за себя.

Наблюдения показывают, как эта троичность природы слова, существующая до того, как оно осуществлено, пропадает из сознания человека, который начинает пользоваться словом уже самостоятельно, как материалом собственной и автономной мысли.

В определенный момент своего бытия человек попадает в такой период  длительного  времени, когда он  может строить мысль, суждение, сказание с помощью нескольких или очень многих отдельных слов, будто бы один.

Он объективно наблюдает за собой и не видит никого рядом, но при этом понимает, что мыслит.

Он понимает, что  мысль и слова находятся только в нем самом, в одной его голове. Ему не удается в этот момент вырваться из границ своего тела во вне и всегда  удерживать   первично социально-пространственную природу всех творящихся в нем слов, удержать их триединую форму-сущность, и более того – удерживать  множество таковых триединств, из которых состоит поток многословной мысли. Но для этого ему надо помнить всех людей до единого с кем он обрел эти слова!

Сама  возможность, имеющаяся у человека, – наблюдать за своими мыслями и словами, будто бы находящимися   в одной и нераздельной на три части голове, порождает иллюзию единичности материи  слова в человеке.

Возникнув первоначально  непременно в присутствии другого человека, но так же и в присутствии незримого Бога(!) одно первоначальное слово закрепляется и живет – длится в сознании.   После этого первого слова  возникают  в присутствие многих других людей и также Бога другие слова и длятся в сознании непрерывно. Они  становятся в человеке его составной частью, его новой нажитой природой. 

Невозможность извлечь из себя слово обратно и забыть его – невероятна и парадоксальна для человека. Находясь среди множества людей, четкость и ясность облика которых сознание постепенно стирает, человек взамен обретает слова, которые оказываются нестираемы.

Слова в сознании постоянны и поэтому, нося их в себе, человек    мыслит уже  и себя вслед за этим инертно как нестираемую и постоянную реальность, материальную, автономную, распоряжающуюся самостоятельно словом  субстанцию. Именно для этого состояния сознания в текстах Псалтири есть название: всяк человек ложь (Пс. 115, 2).

Ложен человек не по телу своему земному, т.к. здесь-то он – точно истина: возвратишься в землю, из которой ты взят, ибо прах ты и в прах возвратишься. Он – ложь, если мнит себя единичным носителем и хозяином слова!  А как вдруг помыслит себя носителем трехипостасного слова, так где же теперь он сам есть? Он не улавливает, как слово у него в голове оказалось  от другого человека, как появилось в нем? В тот же миг,  как только слово осуществляется в человеке, он отрывает его от внешней ситуации. Попало в меня – значит, стало мое! Вот момент  порождения зла и неведения, место, когда человек изначально мнит себя только за самого себя, т.е. мнит себя как одного в словетворении. Ухватит человек слово хоть за какую-то его проявленную часть, и остановится в себе самом, не понимая, что слово не подходит для ношения одним человеком, оно грешно без тройственности.

Понятие больной языковой личности должно, в связи с этим, трактоваться не иначе как потерей социальности в сознании человека, не имения и не ношения им первоначально Троицы в самом себе.

Учитель, призванный воссоздать в ребенке истинный дар слова, первоначально должен сформировать пространство бытия слова – троицу. Без этой первичной материи слова корням врастать некуда.

Каждый урок всегда должен начинаться одними и теми же словами праведного учителя:

«Дети, …сейчас возникнут слова. Мы будем творить слова… Окиньте внимательным взглядом  лица друг друга и  запомните крепко-накрепко  образ Их: без ношения в себе человеческих Лиц,  все возникшие слова  в нас станут  мертвы».

 

Литература

1. Андреева Р. С. «Глаголы жизни вечной имаши...» От названия славянской азбуки – к ее пониманию [Рукопись].

2. Святитель Игнатий Брянчанинов. Слово о человеке. /Творения: Аскетические опыты. – М.: «Лерта», 2001 – 824 с., С. 702.

3. Семенцов В. В. Исцеление языковой личности / Ярославль: ГОУ ЯО ИРО, 2008. – 75 с.

4. Шишков А. С. Огонь любви к отечеству. М.: Институт русской цивилизации, 2011 – 672 с., С. 495